53 К А Р Т Ы . Мы прибыли в Амстердам. Был тихий июльский вечер 1948 года. Мне на- рочно приходилось указывать год, чтобы вы не думали, что все со мною приведенное есть вымысел, но об этом потом. Итак Амстердам. Лето. Вечер. Я стою у борта, облокотившись на лее- ра и смотрю на темнющею вместе с небом воду, в которой словно расплав- ленное золото, переливаются огни огромного города. Тихий вечер навивает сладкие манящие грезы, а незнакомый город обещает много интересного и увлекательного. Через час кончается моя вахта, и почему-то на память приходят слова песенки, которую пела юркая негритянка в портовом кабачке на ост- рове Борнео: О, милый мой, Пип. Ты могуч и красив, Ты источник радости и сладости Ты - мой кумир. Можно без труда догадаться, кто такой Пип, так как негритянка вер- тела в руках его резиновую копию и проделывала с нею такие манипуляции, что молодые матросы, краснея опускали глаза. Вспоминаю Бомбей с его ши- рокими улицами, богатыми росторанами и темноглазыми индианками. Правда ничего романтичного в том городе со мной не произошло, если не считать случая, который скорее всего можно назвать трагическим. Но о нем я не хочу сейчас думать - это тяжело. Мысли о воспоминании текут рекой, за- ливая меня сладостным ощущуением жизни, которая представляется мне сплошным праздничным фейерверком с тем ничтожным количеством пятен, ко- торый в море огня нельзя и различить. - Фридрих, проснись. Я очнулся. Передо мной стоял Макс Викерс, второй помощник капитана. Это смена. Ура. Свободен. Через 10 минут я уже бежал по зыбкому трапу на берег, на ходу зас- тегивая пуговицы тужурки. Я взял такси и приказал везти меня в лучший бар. Еще десять минут - и я вхожу в великолепный холл гостинницы "Аме- рика", в которой расположен ресторан супер-люкс. Нелегко описать ту роскошь, которая делала этот небольшой ресторан лучшим в Амстердаме. На меня дохнул густой аромат цветов, и нежные звуки джаза обволокли меня одуряющей негой. Мягко ступая по толстому пушистому ковру, ко мне подо- шел официант и провел меня к столику, на котором в широкой хрустальной вазе высилась гора цветов. Ничего не заказывая, я отпустил официанта и осмотрелся. За стойкой буфета на высоких табуретах сидели мужчины и женщины которые пили коктейль. Женщины, за исключением тех, которые сидели с мужчинами, пристально обыскивали зал. Справа от меня расположилась бо- гатая компания. Два юнца, лет по семнадцать, в обществе довольно милых дам, гораздо старше их возрастом, о чем-то весело болтали и громче всех хлопали, когда джаз кончал играть. Еще два-три столика были заняты па- рами, которые довольно нескромно любезничали, пользуясь полумраком, а на мраморной площадке для танцев все время вертелась одна и таже пара пожилых танцоров, выплясывая такие допотопные па, что вся публика в за- ле наблюдала это зрелище, как представление. В общем было скучно. Я ос- тавил официанту доллар на столике и вышел. На улице меня захватил поток людей, и я, не сопротивляясь, плыл, как по течению. Постепенно улицы опустели, народ пошел посвободнее и я оказался в одном из невзрачных и тихих рабочих кварталов. Не зная куда двинуться, я остановился в нере- шительности. Мимо проезжал человек на велосипеде. -Скажите пожалуйста, нет ли здесь по близости бара. Человек остановился. Посмотрел на меня и спросил: - Вам нужен порядочный? - Мне все равно. - Тогда пройдите по - 2 - этой улице, - он показал на темный, пустынный переулок направо, - и сверните за угол. Там бар для матросов - Спасибо. Я без труда нашел указанный бар, на котором висела вывеска "МОРЯК". В низеньком и длинном зале было дымно и шумно. Справа вдоль стены высились стойки буфета, а в глубине была небольшая эстрада, на которой сидел слепой аккордионист, и его музыку едва можно было разобрать в гвалте пьяных голосов. Народа было много. Я с трудом нашел свободное место возле пожилого и бедно одетого матроса, который тупо и бессмыс- ленно уставился на пустую бутылку из под рома. Перед ним на столе лежа- ли карты в потертой целофановой обертке. Он не обратил на меня ни како- го внимания, продолжая сидеть не меняя позы. Во взгляде его мутных, пь- яных глаз было что-то нездоровое и я уже собирался было пересесть на другое место, как вдруг к нашему столику подошла милая, но грубо накра- шенная девушка в дешевом сиреневом платье. - Что грустите, мальчики - задорно воскликнула она, блеснув черными пуговками, больших глаз. Странный мужчина вдруг встрепенулся, оттолкнул перепуганную девушку за- орал: - Пошла вон, шлюха. Жизни от вас нет. - он нехорошо выругался и, не глядя на девушку, уже тише сказал: - Кровь вы всю мою высосали, вам- пиры. " Его лицо скривила плаксивая гримасса и он, уткнувшись лицом в ладони, опустил голову на стол. Удивленный и озадаченный, я остался на своем месте, надеясь разузнать подробнее, что с ним приключилось, что вызвало такую ненависть к женщинам. Он долго лежал, не поднимая головы. Потом вдруг резко выпрямился и сунул мне карты. - Купите карты, всего два доллара, хотите. - А что это. - Карты. Смотрите какие красивые жен- щины. Он перевернул одну карту и я увидел изображенную на ней светлово- лосую красавицу с красивыми длинными ногами, облаченную в такую позрач- ную серую ткань, сквозь которую явственно просвечивалось нежно-розовое тело, прикрытое только трусиками. Это был король треф. Я невольно залю- бовался красавицей и попробовал поднять другую карту. - Нет, сначала скажите возмете за два доллара. - Но я не видел карты. - Это не важно они стоят больше. Берите не прогодаете. Я не знал, что ответить. Карты были заурядные и уже потрепанные по краям. Правда середина, где изобра- жены женщины, была, как я потом убедился абсолютно чиста. Покупать я их не хотел, так как в карты совсем не играл, ценности в них ни какой. Че- ловек умоляюще глядел на меня прямо в глаза и тихо шептал: - Ну возьми- те. Для вас это ничего не стоит. Вы молоды, вам еще нравятся женщины. Я отрицательно покачал головой, а он схватил мою руку и, всовывая мне в ладонь карты забормотал: - Берите так, ничего не надо, угостите только вином и мы квиты. Мне было не понятно то упорство, с каким незнакомец стремился всучить мне карты, я хотел спросить его об этом, но в этот момент к нам за столик подсела безобразно толстая, азартно размалеван- ная девка и, хлопнув меня по плечу, пьяно пролепетала: - Всего десять долларов кэп и море удовольств. . . - она не закончила фразу и с визгом бросилась от стола. Мой сосед гневный и иступленный вскочил из-за стола и бросился на девку с огромной бутылкой из под рома. Не догнав ее он со злостью шлепнул бутылку об пол и вернулся к столу. - Черт возьми, - вы- ругался он, опрокидывая остатки вина из стакана, - наплодил их дьявол на нашу голову. . . Ох, как я их всех не навижу. . . Ну, не будете брать карты, - уже зло спросил он у меня, пряча их в карман, - ну и не надо. Он пошарил в карманах, выскреб несколько мелких монет и, бросив их на стол, собрался уходить. - Прощай кэптен, передай привет своей ма- тери, - он злобно пихнул пробегавшую мимо девку, что-то буркнул ей в след и тяжелой походкой направился к выходу. Что-то непосежимо загадоч- ное было в поведении и поступках этого странного человека, и я не вси- лах был справиться с любопытством, окликнул его. Он был уже в дверях. Не сразу сообразив, что зовут именного его, он с минуту стоял, недоу- менно оглядывая зал, потом кивнул мне головой, пошел обратно. Усевшись - 3 - на свое место, он бросил снова колоду карт на стол и в порядке предис- ловия буркнул: - Если есть время и охота слушать, закажи вина и чего нибудь пожрать. Пока я передавал заказ, он молча и сосредоточенно разглядывал грязные закорузлые ногти на своих почерневших от масла и угля, коротких пальцах правой руки, на которой красовалась толстое литое обручальное кольцо. Когда все что я заказал было на столе, он не спеша налил себе полный стакан коньяку и медленно смакуя выпил его до дна. Потом долго жевал буженину, постоянно вытирая рот рукой, и на конец придвинулся ко мне поближе, тихо заговорил: В 1945 году я после эвакуации из Франции осел в маленьком городке Эбель, который находиться недалеко от Кельна. Через год я завел свое дело и уже имел достаточно средств, чтобы обзавестись семьей. К счастью, подвернулась хорошая возможность, и я стал мужем маленькой Элизы, дочери директора одного из заводов в Кельне. Я перешел служить к тестю и быстро пошел в гору. Через год тесть отправил меня в Алжир с важным поручением фирмы. Вот здесь-то и начинается все чудеса, которые привели меня в такое жалкое состояние. Если у вас есть время выслушать меня до конца, то я готов рассказать вам все по порядку, и если вы сог- ласны слушать, то заранее предупреждаю, что я не сумашедший и не соби- раюсь вам врать, хотя история о которой я хочу рассказать совершенно невероятна, и даже самому мне порою кажется просто кошмарным сном. Я дал согласие слушать его и он, осушив еще один стакан, начал свой расс- каз. ГЛАВА I - Через 2 дня, окончив все дела, я собрал вещи, готовясь отправиться в обратный путь. Пароход из Алжира в Антверпен с заходом в Марсель ухо- дил на следующее утро. Окончив сборы, я пошел проститься с городом. Был полдень. Стояла нестерпимая жара. Раскаленный воздух даже в тени не да- вал прохлады. Но я шел по опустевшим улицам в ослепительно белых домов и у каждой колонки обливался водой, которая моментально высыхала. Так я дошел до длинных рядов парусиновых навесов, в тени которых, развалясь прямо на земле, лежали алжирцы среди вороха разнообразной рухляди. Это был черный рынок. Он был обнесен с двух сторон высоким глиняным забо- ром, который тесными рядами подпирали однообразно скрученные фигуры лю- дей в белом, как бы составляя с ним единое целое. Я прошел по рядам, рассматривая товары. Чего тут только не было. Все, начиная от старых дырявых туфель, до дорогих золотых и серебрянных сосудов. Возле груды самого разнообразного хлама на земле лежал индус, и облизывая языком сухие потрескавшиеся губы, перебирал четки. Когда я поравнялся с ним, он поднял руку вверх и крикнул по-французски: - Мсье, хотите женщин? Я ничего не понял, но подошел к нему, а он, видимо решив, что я согласен, вскочил с земли и пошарив в своих карманах, извлек колоду карт, завер- нутых в целофан. - Посмотрите это, - сказал он, протягивая карты. Они были уже не новые, и не очень потрепанные. На каждой из пятидесяти трех карт изображена женщина и каждая была по своему великолепна. Я рассмат- ривал их с нескрываемым удовольствием, а индус, придвинувшись ко мне поближе шептал на ухо: - Каждая из них придет к вам ночью. Эти женщины созданы созданы для любви и знают такие ее тонкости, о которой мы зем- ные не имеем ни какого понятия. Я слушал его сумашедшую болтовню и смотрел карты. - Вы мне не верите?- спросил индус, глядя мне в глаза, - Я вижу не верите. Я не вру. - Он потянул меня за рукав и, глядя куда-то в даль сумашедшим взглядом и приглушенным голосом сказал, вытянув перед собой правую руку: - Каждые сутки к вам ночью будет приходить одна из эитх красавиц. Она подарит вам сладкие ласки, самые приятные поцелуи и самую пламенную страсть. Она заставит вас забыть весь мир и даст вам - 4 - возможность постичь истинное наслаждение любви. Вдруг он сел на землю и замолчал, представляя мне возможность по- думать. Я стоял ошеломленный и взволнованный бредовым лепетом индуса. Я не верил ни одному его слову, но меня поражали артистические таланты этого базарного торговца. И когда я стал вторично пересматривать карты, женщины показались мне более одухотворенными и еще более прекрасными. Я решил купить карты, чтобы при случае рассказать страстную историю зна- комым дома и проиллюстрировать его карты. Как бы угадав мои мысли, ин- дус бросил, не поднимая головы: - Два доллара. Я расплатился, спрятал карты в карман и зашагал в гостинницу. Портье сообщил мне, что около часа ожидает какой-то господин. Я поднялся в номер и нашел там своего фронтового товарища Корла Бикнера. Мы радостно облабызались и закидыва- ли друг друга вопросами. Когда первое волнение улеглось и мы высказали самое интересное о себе, наступило минутное молчание. Я разглядывал его холеное розовое лицо и мне отчетливо припомнился вечер в Париже, когда мы с Карлом голодные, оборавнные и грязные бродили по пустым и страшным бульварам перепуганного войной города и искали не еды и тепла, а париж- ских девочек, о которых перед вступлением туда только и говорили. Такой ли он тепеь бабник, каким был. Как бы отвечая на этот вопрос, Карл от- ветил: - Хочешь, мы устроим сегодня вечер в твою честь. Будут чудесные девочки. Я согласился. Через несколько минут он извинился и убежал ук- ладывать приготовления к вечеру, а я принял холодную ванну, улегся на диване, стал еще раз рассматривать карты. Томная сладостная поза пико- вого туза привела меня в трепет, а загадочный взгляд пиковой тройки обещал столько наслаждения, что сердце мое стало учащенно биться. Меня восхитила девственная свежесть полуоголенной груди девяти треф и грация шестерки. Туз червей поверг меня в сладостную истому. У меня стали дро- жать руки, по телу пробежал озноб. Я долго не отрываясь смотрел на оча- рованную фигуру милой- червоного туза и вдруг мне показалось, что она подмигнула мне левым глазом, причем я почти физически ощутил нервозное движение ее стройного тела в своей руке. Это какое-то наваждение, подумал я и все еще не в силах отвести взгляда от красавицы положил карту в сторону рядом с собой. Больше ник- то из них не вызвал у меня особого внимания, за исключением червового валета с его удивительно милой фигурой и длинными стройными ногами. Я сложил карты, спрятал их в чемодан и начал готовиться к вечеру. Карл заехал ко мне в девять часов на своем бьюике. После девяти минут езды мы подъехали к небольшому белому особняку, окруженному густыми са- дами. Узенькие дорожки сада были густо посыпаны мелким песком, от чего казались золотистыми. Во всех окнах дома горел свет, доносились раскаты музыки. Карл провел меня в довольно просторный зал гостинной, где на диване в креслах сидело около десятка гостей - мужчины и женщины. Среди мужчин всех возрастов все были современно и элегантно одеты. С нашим приходом все пришло в движение. Меня поочередно представляли каждому гостю и все шумной толпой направились в соседнюю комнату, где были рас- ставлены столики на четыре персоны каждый. Вышла хозяйка дома - это бы- ла стройная миниатюрная женщина с черными как смоль волосами, спускаю- щимися мягкими волнами на оголенные плечи. Размашистое декальте позво- лило видеть ее нежно-розовые упругости груди, разделенные узкой темной бороздой. На ней было черное атласное платье, едва достигавшее колен. Справа на платье был такой глубокий разрез, что при ходьбе видны были голые ноги выше чулка. Она блистала. Она блистала драгоценностями, кра- сотой, молодостью. Мы познакомились и, как почетный гость я был пригла- шен к ее столу. Ее звали Салиной. Отец ее был богатый американец, поощ- рял все прихоти своей дочери, считая верхом оригинальности своей фами- лии. Она увлекалась экзотикой дикой Африки и вот в этом особняке уже второй год беспрерывно она праздновала свою юность с многочисленными - 5 - друзьями. ее плечу рукой. Оно было влажное и прохладное. Она с удивле- нием посмотрела на меня, погладила мою руку своей и порывисто вскочила на ноги. Я тоже встал, взял ее под руку и проводил к нашему столику. - Вам скоро ехать? - спросила она меня, когда мы сели. - В десять часов утра. - О, так мало осталось времени. Я хочу побыть с вами. Давайте уй- дем от сюда. - Давайте. Мы вышли в сад. Маленькие цветные лампочки едва освещали дорогу, по которой мы шли. Я взял ее под руку и она придвинулась ко мне побли- же. Мы свернули еще на более узкую тропинку, по которой пришлось идти по одному. Она прошла вперед, я следовал за ней и любовался ее фигурой, освещенная слабым отблеском, долетавшего сюда света. Наконец мы подошли к небольшой застекленной веранде. Она открыла своим ключом дверь и про- пустила меня вперед. Задрапированные плотной тканью окна совсем не про- пускали света. В беседке было темно, как в банке с тушью. Я наткнулся на столик и чуть не упал. Потом нащупал рукой что-то мягкое и сел, пытаясь присмот- реться, но тщетно: было совершенно темно. Где-то рядом я услышал дыха- ние Салины. Мы молчали. Вдруг звонко щелкнул выключатель и синий, мато- вый свет осветил беседку. Раскошное убранство этого алькова ошеломило меня. Я сидел в широкой бархатной тахте, покрытой чудесным персидским ковром. Рядом стоял маленький, круглый столик с цветами в хрустальной вазе, отделанной золотом. У столика стояли два пуфа, на одном из них сидела Салина. Справа блестело огромное трюмо, на полочках которого было расставле- но в красивом беспорядке флаконы духов. Почти по среди комнаты высился огромный торшер с широким голубым абажуром. Пол был покрыт лаком, а по- том задрапирован алым шелком. Я не упомянул еще маленький шкафчик с книгами, но он мне не бросился в глаза, а заметил я его позднее. Салина была довольна впечатлением, которое производил на меня этот тихий вол- шебный уголок. Она молча смотрела на меня, ожидая, когда я заговорю. - Что это? - спросил я ее. - Это мое убежище, нравиться. - Здесь чудесно, особенно когда вы здесь. - Без меня не могут здесь в этой беседке. Ког- да я буду уезжать от сюда я ее сожгу. Здесь у меня было столько прият- ных минут, что я ревную ее ко всем, кто мог бы в ней получить тоже са- мое. Я очень привязываюсь к вещам, некоторые я люблю как живых. Это на- зывают фатишизмом, но меня не пугает это слово, пусть называют как хо- тят, мне так нрвиться. А у вас есть любимыя вещи? - Нет. . . . А в про- чем, есть. - я вспомнил карты и туза червей. - Что это за вещь?- спро- сила она, глядя в зеркало. Мне не хотелось говорить ей про карты и, чтобы замять разговор я переменил тему. - Какие у вас прекрасные воло- сы. - сказал я. Она кокетливо тряхнула головой и, мило улыбаясь ответи- ла: - Я только боюсь, что скоро останусь лысой. Уж больно много желаю- щих иметь их на память. Хотите я вам отрежу локон. - Вы очень добры ко мне. Чем я заслужил ваше внимание? - Ничем. Вы интересный мужчина, вы мне нравитесь, - она поднялась с пуфа и подошла к трюмо. Отыскала нож- ницы, она быстро срезала длинный локон у виска, - Нате, - она быстро бросила мне волосы, и они, как тоненькие серебристые змейки, рассыпа- лись передо мною. Я бережно собрал их и положил в портсигар. Она приче- салась, протерла духами лицо и руки и села на свое место. - Почему вы такой робкий и молчаливый? - Я не молчаливый я просто поражен вами и всем этим и никак не могу прийти в себя. - Хотите, я вам покажу журна- лы, в которых помещены мои портреты, - она подошла к шкафчику с книгами и вытащила от туда целую кипу ярко-иллюстрированных журналов разных стран. - Вот я во Флориде на конкурсе красоты. Мисс Вселенная 1945года. А вот я в Дании. А вот это в Бельгии. Смотрите, какой шикарный кабрио- лет. Я специально привезла его из Америки, чтобы ошарашить королеву своим блеском. - Получилось? - Еще бы. Королевой в Бельгии была я, а - 6 - она только присутствовала при мне. Салина выбрала из кучи еще один кра- сочный журнал и показала мне. На ней была фотография женщины в таком тонком платье, что можно было бы считать ее просто голой. На ее руках были черные перчатки, инкрустированные блесками, запястья обоих рук ох- вачены широкими браслетами из драгоценных камней, в черных волосах го- рела рубиновая роза. Сквозь узкие прорехи черной маски искорками прос- вечивались зрачки глаз. - Узнаете кто это? - Наверное вы? - Угадали. Это я так была одета на прошлое рождество на празднике в Майями. Там было много почетных дам, они шарахались от меня, как от чумы, - со сме- хом сказала она, любуясь своей фотографией, - но все остальные были потрясены экстравагантностью моего костюма, парни бегали за мной толпа- ми. На них было смешно смотреть. Один до того разгорячился, что в само- забвении слизывал во время танца пот с моего плеча. Я очень люблю когда на меня смотрят мужчины. Мне приятно наблюдать, как очарованные моим голым телом они начинают трепетать от желания и плотского возбуждения. Они шарят по мне глазами и чудиться, буд-то на глазах у всей публики меня гладят по самым сокровенным местам, буд-то взгляды мужчин проника- ют в меня, как плоть в плоть. О я упиваюсь этим и мне хочется в эти ми- нуты еще больше раскрыться их взорам и отдаться одновременно всем. Селина зажмурила глаза и, запрокинув голову иступленно прошептала: - Ах, как жаль, что люди себя ограничили пресловутой моралью, сковывая себя навеки золотыми цепями нравственности и самое чудесное во всей вселенной назвали пороком. Эх люди, люди, - со вздохом вырвалось у нее восклицание. Она встала с дивана и подошла к столу. Воцарилось неловкое молчание. Я незнал, что ответить ей на этот выпад страсти, чувствовал себя виноватым, уткнулся в журнал. - Зачем мы с вами ушли от всех? - вдруг спросила она. - Там было скучно, а здесь еще скучнее. Боже, как мне надоела эта скука. Как опротивел мир со всеми его мелкими, до смеш- ного ничтожными страстями, с его никому ненужной целомудренностью и лживой нравственностью. Каждая завалящая девка изображает из себя не- винность, а в душе у нее зловещий букет такого порока и разврата, что кажется, буд-то она сплошная багровая дыра, в которую чуть не каждый день и час бросаются все новые и новые мужчины. А эти мужчины жаждующие вина и оргий в минуту прояснения нравственности, вдруг начинают громко вещать еще о морали нравственности, пренебрежительно называют шлюхой женщину, с которой еще вчера извивался в постели, вкушая сладости, ко- торые никто, кроме женщины ему не дает. Вы смотрите в каких условиях мы живем. Почему юбки должны быть до колен, а не выше и не ниже, почему я могу оголить свою грудь, но только не сосок? Почему на пляже я могу хо- дить почти голая, а по городу обязательно должна идти одетая с ног до головы. Чушь какя-то. Вот мне хочется сейчас раздеться, я хочу отдох- нуть от тугого платья, но вы здесь и мне уже неудобно это делать если вы не отвернетесь. Ну что же вы молчите. Ответьте мне. - Я с вами во многом согласен, но кроме сочувствия почти ничего высказать не могу. Ведь я сам в таких же оковах, как и вы. У меня с кровью матери еще в утробе все это. Мы немцы высоко ценим целомудрие и нравственность, для нас это не просто слово, а культура жизни. - А не мелите чепуху, - пе- ребила она меня, раздраженно отшатнувшись. - Мы. . . . немцы. . . . У вас не меньше проституток, чем во Франции, вы тоже толпами лазите пос- мотреть голое ревю и печатаете миллионами парнографические карточки, - теряя свой шелковый платок она прошлась по комнате и подошла ко мне. - А всетаки вы, немцы, необычный народ. У вас нет бесшабашной веселости и милого юмора французов, в вас нет шокирующей развязанности американцев, нет кукольной учтивости швейцаров и раболепности арабов. - Зачем вы му- чаете себя такими мыслями? - спросил я ее и как-то бессознательно опус- тил руку на ее колено. Она вздрогнула, словно под ударом элекрического тока и, удивленно глянув на меня отодвинулась. - Идите в гостинную, я - 7 - хочу побыть одна, - и как-бы извиняясь добавила, - я от скуки совсем больна, а вы для меня не подходящее лекарство. Идите, если Карл не уе- хал, шепните ему, чтобы он пришел сюда. Мне хотелось избить ее, месить как тесто, меня душило бешенство. Мое самолюбие было растоптано ее ост- рым нежным каблучком и это требовало отмщения. Я сдержал порыв своей ярости, вяло пожав ее холодную руку и ни слова не говоря, вышел. Прохо- дя в дверь я незаметно отодвинул гардину так, что образовалась довольно большая щель. В дом я не пошел, а спрятался в ближайшие кусты. Через минуту, убедившись, что за мною не следят я подешел к беседке и отыскал глазами фигуру Салины. Она сидела все в той же позе. Прошла минута, вторая, третья. . . Она нетерпеливо взглянула на часы, пошлась по ком- нате до самой двери и вернулась к зеркалу. Потом она стала собирать журналы, подолгу разглядывая некоторые из них. Уложив журналы на место в шкаф, она опять посмотрела на часы и принялась расхаживать по комна- те. Заглянув за дверь, она вдруг остановилась, сняла платье и осталась в очень тонких и узких трусиках, которые блестящей ленточкой прикрывали низ ее живота. Она осторожно стала растирать оголенные груди, любовно рассматривая себя в зеркале. Покончив с массажем, она сняла туфли и чулки, забралась на диван, долго укладывалась, выбирая позу и наконец затихла. "Это она так ожидает Карла"- мелькнула у меня мысль от которой мне стало не посебе, - а я для нее плохое лекарство. Что она хотела этим сказать?" Я стоял в смятении, не зная что делать. Позвать Карла не позволяло самолюбие, а возвращаться к ней сейчас я не решался. Меня ко- лотила нервная дрожь и неприятно замирало сердце. Чтобы успокоиться я решил пройтись по саду и выкурить сигарету. Когда я снова подешел к бе- седке, в ней было темно. Я испугался а вдруг она ушла. И теперь у меня не будет никакой возможности увидеть ее. Но я сразу сообразил, что она не могла уйти незамеченной мною, так как я шел по той дорожке, которая идет к дому. Я решил пойти к ней и сказать, что Карл уехал, а потом будь, что будет. Темнота придала мне смелости. Как только я вошел Сали- на очевидно повернулась к двери, под ней мелодично запели пружины. - Кто это?- шепотом спросила она. Я молчал. Бешенный стук сердца сотрясал меня, как порыв веера - Судя по молчаливому ответу, -уже громче с из- девкой сказала Салина, - это опять вы. - Да, я. - Зачем вы пришли? Я вас не приглашала. - Я пришел сказать, что Карл уехал. - Да? А вы не догадались спросить у портье, когда произошло это ужасное событие? - Нет я не очем не спрашивал, - разозленный ее тоном, грубо ответил я. - И вообще я не посыльный вам. Если вам нужен Карл идите и позовите его сами. Я хотел сейчас же уйти, но почему-то задержался. - Вас очень рас- сердила моя просьба, - уже более дружелюбно спросила она, - Я совсем не думала, что этим обижу вас. Извините меня. Я звонила Карлу он действи- тельно собирался уехать. У него очень важные дела, но он сказал, что вас не видел, хотя наш разговор состоялся через семь минут после вашего ухода. Я решила, что вы заблудились в саду. Вы меня теперь извините. Я хочу теперь спать. Это единственная возможность скоротать скучную ночь. Спокойной ночи. Под нею снова зазвенели пружины и все стихло. Я стоял ошеломленный и подавленный, не зная, что делать. Я не мог уйти от нее, меня как будто приковало к ней невидымыми цепями. Я стал в уме поносить ее площадной бранью, пытаясь заставить себя возненавидеть ее, но тщет- но. Я понял только более отчетливо, что полюбил ее той сумашедшей лю- бовью, которая рождается мгновенно и мучает человека всю жизнь. Динь, динь, динь - дискантом прозвенели часы на трюмо. Три часа ночи. Я стоял в мрачном оцепенении и молчал и лихорадочно соображал, что делать. Мелькнула мысль броситься к ней и просить о прощении, что бы она позво- лила побыть с ней, чтобы я смог ее видеть. Теперь даже издевки ее каза- лись мне милыми ласками по сравнению с этим пренебрежительным молчани- ем. Созерцание ее свежего стройного тела доставляло мне почти плотское - 8 - наслаждение. О, хотябы еще раз взглянуть на все. Мне захотелось бро- ситься к торшеру, включить свет, взглянуть на нее и убежать. Я не знаю, сколько времени я простоял в этой чернильной темноте и тишине, копаясь в своих мыслях. Салина ничем не проявляла своего внимания ко мне, будто меня и не было. Я тяжело вздохнул. - Это все еще вы? - спросила она. Я не ответил. - Вы, что хотите меня караулить? Не стоит беспокоиться. Я никого не боюсь, евнухов не держу, так как ненавижу целомудрие. Черт вас возьми, - закричала она, - Вы, либо убирайтесь от сюда, либо зажги- те свет и сядьте. Что вы стоите, как столб по среди комнаты. Этот окрик вывел меня из мучительного оцепенения. Я подошел к торшеру, потянул шнурок выключателя и зажег свет. Салина сидела на диване, поджав к под- боротку колени и диким алчным взглядом пристально смотрела на меня. - Бросьте мне халат, он лежит на шкафу. Теперь отвернитесь я оденусь. Я безропотно выполнил ее приказание. В шелковом алом халате она выглядела еще стройнее и тоньше. - Дайте сигарету, - сказала она присаживаясь на пуф. Помолчали. Только теперь я услышал звонкое тиканье часов, которых раньше не замечал. Стрелки показывали 3 часа 35 минут. - Что же будем делать? - спросила она, - Разговаривать с вами не очем, а на большее. . . . - Помолчите, - перебил я ее, - дайте на вас посмотреть. Она очень удивилась, но молчала, обиженно отвернувшись. - Боже, какая вы чудес- ная, - невольно вырвалось у меня восклицание, - Из какой сказки, какой волшебник вас добыл и подарил людям!? Она улыбнулась и, склонив голову, кокетливо посмотрела на меня из-под опущенных ресниц. Халат на груди чуть приоткрылся и мне стала видна пышная округлость мраморно-белой груди. У меня захватил дух и слова застряли в горле. - Что же вы молчи- те? Говорите, говорите же. . . Мне это очень нравиться. - Что говорить, - продолжал я, сьедая ее взглядом. - Разве можно высказать то очерова- ние, что вы излучаете. Которое греет, обжигает, испепеляет все вокруг. Она заметила, что я смотрю на ее груди, но не запахнула ворот халата, а только прикрыла глаза и опустила руку, от чего он еще больше распахнул- ся, обнажив белую полоску с темной впадиной в пупке. Я не выдержал и порывисто вскочил с пуфа, приник руками к ее полуоголеной груди. Она вскрикнула и оттолкнула меня, стремительно отскочила в сторону. - Не надо, - прошептала она, - не надо. В этом восклицании не было ни гнева ни укора ни мольбы. И я понял, что она горит тем же желанием, что и я. В каком-то диком упоении, уже не сознавая, что делаю и, что говорю я протянул к ней обе руки и прошептал: - Ну покажи хоть мне ее, я не при- коснусь к ней, я только буду смотреть. Кинь мне эту подачку, я умоляю тебя. Ее глаза загорелись, красивые крылья прямого носа затрепетали и сузились. Она издала тихий стон и как-будто мимо своей воли, как загип- нотизированная, раздвинула в сторону халат. Одна полушария ее грудей с темными маленькими сосками, глянцево отсвечивая белизной, покачнулись и замерли, призывно выставленные мне навстречу. Сладостная истома подко- сила мне ноги и я чуть не упал. Конвульсии содрогнули мое тело. - Сали- на милая я люблю тебя, - прошептал я, не сводя с нее глаз. - Говори, говори, не умолкай, - задыхаясь прошептала она и прикрыла ресницами глаза. - Покажи мне еще кусочек твоего тела, чтобы я мог на всю жизнь унести в пямяти это сказачное ведение Она выставила из халата одну но- гу. - Хватит? - Нет, нет еще!- закричал я. - А что же еще? Я почти все тебе показала. - Я хочу видеть твой животик, твои руки, твои плечи, хо- чу лобзать глазами твой стан, твои бедра. Все, все. . . . - Ох, как ты обжигаешь своими словами, - ответила она с дрожью в голосе. - Я пока- жусь тебе вся, только подожди минутку, а то я умру. - Я не могу ждать. Я хочу видеть тебя. - Ну смотри. . . - с этими словами она сбросила с плеч халат и он упал на пол, окружив багряным ореолом ее ноги. Я не- вольно зажмурился, как от яркого луча - так очаровательно красива и смела была Салина в наготе. Только маленькие атласные трусики прикроы- - 9 - вали от меня еще не познанного мною тела. Я задержал на них свой взг- ляд, пытаясь угадать, какие прелести скрыты там. Салина поймала мой взгляд. - Ты хочешь видеть и это? - Да. - Так сразу. . . . я не могу. - Давай я помогу тебе. - Нет, ненадо, отвернись, я сама. - Я не могу от- вернуться, не могу ни на миг расстаться с тобой. - Ну хоть закрой гла- за, - взмолилась она. - Нет, не могу. - Ну тогда подожди немного. . . . - Я не могу ждать. Я сгораю от терпения. - Сейчас. Не сводя с меня глаз, наполненных сладостной влагой, она стала шарить рукой по бедру, ища замок змейки. - Сейчас, - шептала она, - сейчас. Наконец тихо трес- нула змейка и трусы упали к ее ногам. Тихо вскрикнула и, как будто, пронзенная моим взглядом в самое сердце, как подкошенная, упала на пол. Я подешел к ней. Она была бледно-бледная, капельки испарины бисером покрывали ее лоб и щеки. Я схватил ее на руки и перенес на диван. Пока она не пришла в себя я торопливо шарил по ней руками, сладостно ощущая нежное голое тело. Мягкая выпуклость ее лобка была гладкая и чистая, без единого волоска. Это придавало ей неземную красоту античной фигуры. Она была божеством, все на что я мог решиться по отношению к ней - это потрогать ее тело рукой, чтобы убедить себя в реальности происходящего. Салина открыла глаза и, испуганно вскрикнула и спросила, прикрыв грудь рукой: - Ты ничего со мной не делал? - Ничего, - ответил я, еще не по- няв вопроса. Она облегченно вздохнула и улыбнулась мне. - Милый мой не торопись, - прошептала она и погладила своей мягкой рукой мою пылающею щеку. - Подай мне халат. Я мерзну. Я подал ей халат и, пока она одева- лась, сидел рядом с ней на диване, с сожалением глядя, как под плотной тканью постепенно скрывалось прелестное голое тело Салины. - Ты огорчен тем, что я оделась. Ну не надо. Я теперь, как только согреюсь я снова разденусь для тебя и ты сможешь смотреть на меня снова, сколько захо- чешь. О, давай немного выпьем, я уже совсем трезвая. А ты? - Я тоже. Но где мы возьмем вина? - У, у!!!! этого добра здесь хватает сколько хо- чешь, - воскликнула она и, подбежав к книжному шкафу, извлекла от туда бутылку коньяка. - Будешь это или виски? - Давай это Мы выпили по бока- лу и Салина спрятала бутылку. ь и теребить сосок. Салина вяло и бес- сильно сопротивлялась, тихонько вскрикивая. - Ой, что ты делаешь. Не надо. Но моя рука уже гладила и мяла упругую мякоть ее нежного лобка, а указательный палец погрузился в обильно увлажненный "ворот любви". Са- лина задыхалась. Тело ее извивалось в сладостных конвульсиях. Она едва вымолвила: - Я не могу больше стоять. Идем на диван. Подхватив на руки я перенес ее на диван, распахнул халат и в безумном порыве страсти стал иступленно целовать розовое вздрагивающее тело. Салина прикрыла руками свой лобок, не допуская туда мои губы. Я целовал руку. Милая девочка уже опять была близка к обмороку и, чтобы дать ей прийти в себя, я прекратил свои лобзания. постепенно она успокоилась, открыла глаза и спросила: - Что же ты? - Сейчас. Я быстро разделся до нога. Она прис- тально следила за мной с восхищением. Затем я лег рядом с ней и ощутил, как трепетная дрожь сотрясает ее тело. - Салина, милая, только не теряй рассудка, - шептал я ей, осторожно раздвигая ей ноги. - Я попробую, ты осторожней. Это все так приятно, у меня мутнеет разум. . . Я хочу чувс- твовать все. . . . Осторожнее. . . С предупредительной осторожностью, давая ей возможность привыкнуть к каждому новому ощущению я пробирался к ее драгоценному сокровищу. Салина нервно вздрагивала и бессознательно порывалась остановить меня. Она схватила мою руку, но не отталкивала от себя, а задерживала на том самом месте, до которого я добирался. Я неж- но уговаривал ее, выбрасывая слова между поцелуями. Она опустила мою руку и упрямо продвигала дальше. Наконец, я вполне благополучно перелез на нее, устроившись между ее широко раскинутыми ногами. Но как только наши члены пришли в соприкосновение, Салина вскрикнула и затихла, зака- тив глаза, ее тело дернулось тоже и затихло. Мертвая бледность покрыла - 10 - ее щеки, дыхание стало едва заметным. Я решил подождать и, не покидая достигнутых позицый, стал нежно массировать ее грудь левой рукой. Очень медленно Салина приходила в себя. Дыхание ее становилось ровнее и глуб- же. Щеки порозовели, дрогнули веки и ее глаза открылись. Она посмотрела мне в глаза и вдруг сказала: - Уйди я тебя не хочу. - Что с тобой ми- лая? Чем я тебя обидел? Она оттолкнула меня от себя и отскочила в дру- гой конец дивана, прижавшись спиной к стене. - Уходи, уходи. Ты, гад- кий, противный урод. Я не хочу тебя видеть ни одной секунды, - злобно шипела она, закрыв лицо руками. - Но, что я сделал? Объясни? - Ничего не хочу объяснять. Уходи вон. Сейчас же. - Я не уйду пока ты мне не скажешь в чем дело, - настаивал я, злясь на это глупое недоразумение. - Я сейчас вызову человека и он вышвернет тебя голого на улицу, - воск- ликнула она и потянулась к кнопке звонка. - Постой, - я перехватил ее руку, - ты оскорбляешь меня незаслуженно. Я не сделал ничего недозво- ленного. - Ты взял меня, когда я была без сознания. - Нет клянусь бо- гом! - закричал я, отступая от нее. Это восклицание было настолько иск- ренним, что Салина сразу поверила мне без дальнейших доказательств. - Я верю, милый. Как ты хорош. Это судьба послала мне тебя в награду за все то, что я испытала. Я теперь никогда в жизни не расстанусь с тобой и ты никуда не поедешь. Она нежно прильнула ко мне, целуя плечи, лицо и грудь. - Боже мой, как я благодарна всевышнему за тебя. Ты хочешь меня? Бери я вся твоя. Навеки. . . Но только, милый, осторожно. Я хочу чувст- вовать тебя в себе. - Я буду очень осторожен. Все началось сначала. Медленно и осторожно я лег на нее и слегка надавил своим членом на мяг- кие губки любви, чувствуя как они сами раздвигаются. Салина задрожала и вцепилась в меня руками. - Сделай мне больно, - шептала она. Я со всей силой ущепнул ее за грудь. Она вскрикнула от боли и перестала болезнен- но дрожать. Взгляд ее стал вызывающе спокоен. - Ну дальше, - сказала она и нетерпеливо дернула бедрами. Я надавил телом и мой член нырнул в горячую пропасть сумашедшего удовольствия. Я уже не понимал, как я де- лал и что. Смутно, как во сне я представляю себе заметные изгибы белого упругого тела, рычание и стон двух жертв любви. Потом все пропало в сладостном безумии. Когда я очнулся, Салина уже сидела возле меня и своей нежной, маленькой ручкой гладила мне живот. Сквозь щель, остав- ленную мною ночью, пробивались яркие лучи солнца. - Я думала, что ты умер, - с дрожью в голосе сказала Салина. - Ты видешь я в первый раз в жизни оказалась сильнее мужчины. Я чувствовала тебя до конца. Я даже рассмотрела сок, который ты влил в меня. Он сильно смешан с моим. Хо- чешь я сейчас тебе покажу. Она спрыгнула с дивана и, взяв со стола ро- зетку, поднесла к моим глазам. Там мутным блеском трепетала густая жид- кость. - Здесь ты и я вместе, - восторженно пролепетала она. - Я буду хранить это всю жизнь. Я никогда не отпущу тебя от себя ни на минуту. Тебе не нужны будут ни какие женщины, я их заменю одна. Я стоял под наплывом бурного счастья, созерцая обнаженную Салину я еще и еще раз убеждался в сказочном совершенствее ее милой и нежной красоты. - Сали, я всетаки должен уехать в Кельн. . . , - виновато сказал я. - Никогда, нет, - в ее глазах сверкнул гнев. - Но, милая, не нужно сердиться. Это от меня не зависит. Меня послали с очень важным поручением фирмы. Дело особой важности. Невыполнение его грозит мне смертью. Ты хочешь, чтобы меня убили? - Конечно нет, не хочу. Но может быть можно как-нибудь сде- лать это без твоего отъезда. Я дам сколько хочешь денег. Я взглянул на часы было часов 20 минут. Оставалось немногим двух с половиной часов до моего отъезда. - Тогда я поеду с тобой. Ты езжай в гостинницу и забирай свои вещи. Жди меня у парохода. Беги. Я быстро оделся, расцеловал свою новую, чудесную жену и бросился в гостинницу. На пароход она не пришла. Я напрасно прождал ее до самого отхода парохода. Я не знал, что с ней случилось. Я не могу поверить, что она меня обманула. Но это была пос- ледняя земная женщина с которой я жил и которая оставила в моей памяти неизгладимое впечатление. Судьба, очевидно послала мне ее для того, чтобы приказать, как ничтожны были сладости ее по сравнению с тем, что готовили женщины - карты. . . Незнакомец был совсем пьян. У него заплетался язык и голова кло- нилась к столу в непреодолимой дреме. Меня тронул его бесхитросный рас- сказ и я решил во что бы то ни стало узнать, что было с ним дальше. Он ничего уже не мог говорить он почти спал. Я быстро написал записку, в которой сообщил свой адрес, имя и фимилию, завернул в нее несколько долларов и сунул ему в карман, а затем расплатился с официантом и пошел к себе на пароход. Небо на востоке уже стало светлеть.